— Радоваться? Чему?
— А что мало поводов? Боярский титул, пусть и младший, перспективы. Деньги, в конце концов. — Усмехнулся Гдовицкой, но наткнулся на мой скептический взгляд и, на миг запнувшись, договорил уже совсем другим тоном. — Ну, ты же согласился.
— А у меня была другая возможность? Я два часа просидел под прицелом дедова огненного шторма. Весьма убедительный аргумент в переговорах, как оказалось.
— М-да… — Помолчав, проговорил Владимир Александрович.
— Дед пригрозил изгнанием, если я не приму его условий. — Не спуская глаз с Гдовицкого, проговорил я. Впрочем, здесь, кажется, и так уже все ясно.
— Как всегда, дипломатичен. — Качнул головой Гдовицкой, и, словно задумавшись, заговорил отрешенным тоном. — Несовершеннолетнему, изгнанному из рода, даже просто выжить тяжело. И путь наверх закрыт, абсолютно, то есть, у простолюдинов, и то возможностей куда больше. Никто не возьмет изгнанного в боярские дети, никто не примет его на серьезную должность, будь у него хоть пять высших образований… понимаешь? Ни при каких условиях. А ведь, в твоем случае, всё и так к этому шло. Думаю, аккурат на шестнадцатилетие, с наступлением частичной дееспособности, тебя и изгнали бы. А там, пара лет в интернате, с обучением какой-нибудь востребованной, но низкооплачиваемой профессии, и лети, пташка.
— Да уж, то-то мне кузины с тетушкой все уши на эту тему прожужжали. — Поморщился я.
— Хм. М-да. — Гдовицкой запнулся, но тут же продолжил свое бормотание. — Изгнание, это далеко не эмансипация… Там, по крайней мере, есть хоть какие-то перспективы. Родовитые их особо не притесняют. Ну, не больше, чем других простолюдинов… Но тут уж ничего не поделаешь.
— Как и в моем случае. — Прервал я затянувшиеся объяснения собеседника. — Лучше скажите, когда будет проведена церемония.
— Через неделю. — Пожал плечами мой собеседник, приходя в себя.
Понятно. Времени у меня осталось всего-ничего. Надо решать… Пока, я еще могу это делать. Плюнуть на устную договоренность с дедом и слинять, или… А вот, что «или», додумать я не успел. Гдовицкой вздохнул и, покрутив в руках папку, с которой пришел на эту встречу, протянул ее мне.
— Ладно, Кирилл. Я, собственно… вот зачем пришел. — Проговорил тренер. — Не знаю, как там оно все дальше повернется, но негоже бояричу без собственных средств сидеть. Посмотри, почитай.
— Это что? — Недоуменно спросил я.
— Наследство твое. От матушки. Николаевы-то активы, до твоего совершеннолетия в управлении боярина остаются, а Людмила своим душеприказчиком меня назначила. Держи. Завтра съездим, все осмотрим и посчитаем. У тебя же нет никаких планов на завтра? Вот и замечательно.
Не сказав больше ни слова, Гдовицкой криво улыбнулся и, развернувшись, потопал назад в имение. Только мостки задрожали под его тяжелой поступью.
Ой, крутит что-то Владимир Александрович, ой крутит. Посмотрев вслед уходящему тренеру, я понял, что рыбачить дальше в таком состоянии не смогу и, сложив снасти в ящик и подхватив свой улов, отправился на берег, к небольшому рубленому домику, который, собственно, и звался громовской заимкой.
Приготовление еды всегда меня успокаивало и позволяло собраться с мыслями. Вот и сейчас, спрятав папку в доме, я принялся за приготовление ухи. В садке плескалась кое-какая мелочь, в самый раз для первого взвара, и пара небольших стерлядок. Котелок, лук и специи нашлись в доме, а во дворе было устроено вполне подходящее кострище. Дрова взял в поленнице, там же нашлась и тренога. Установив ее над запылавшим костерком, я торжественно водрузил сверху наполненный водой котелок и, устроившись за столом на небольшой веранде, принялся шкерить рыбу.
К тому моменту, когда мое варево было готово, и над рекой поплыл одуряющий аромат ухи, я уже был спокоен как слон. Ополовинив котелок под хруст малосольных огурчиков, и запив всю эту радость рыбака предусмотрительно прихваченным из имения квасом, я потянулся и, встав из-за стола, поплелся в дом, знакомиться с содержимым переданной мне Гдовицким папки. Не тут-то было. Стоило мне скрыться в прохладном полумраке заимки, как на улице раздались знакомые голоса. И чего им здесь понадобилось?
— Кирилл! Ты здесь? А чем занят? — Тьфу. Принесла нелегкая! Спрятав папку, я вышел на порог и скривился. Святая троица, чтоб им…
— Уху ем. — Настороженно глядя на визитеров, ответил я. Перемирие-то у нас, вооруженное.
— А нас угостишь? — Хлопнула ресницами Линка. Да, черт с вами.
— Котелок на столе, овощи, хлеб и квас, там же. — Я кивнул в сторону веранды, и наглая троица тут же умчалась в указанном направлении. Обломалось мое «внеклассное чтение»…
ЧАСТЬ II. ПРИГЛАШЕНИЕ В БАЛАГАН
Глава 1. Закопанный трамвай, еще не метро
В просторном, обитом светлой тканью, кабинете главы рода Громовых, полном солнечного света, льющегося в огромные панорамные окна, сегодня сгустились тучи. Перед стариком, сидящим на низком диване в углу комнаты, из стороны в сторону расхаживал, похожий лицом, но куда более молодой человек, от которого исходили волны явственного жара.
— Отец, что за бред творится у нас дома? — Остановившись перед стариком, он взъерошил пятерней волосы и выжидающе уставился на собеседника.
— Бред? Не замечал. Просвети. — Небрежно проговорил боярин, лениво глянув на сына, и принялся, как ни в чем не бывало, набивать трубку.
— Отец!
— Что? — Так же невозмутимо отреагировал старик и, коротко усмехнувшись, пыхнул трубкой. — Не бери меня на голос, сынок. Это, даже твоей матушке не удавалось… нечасто, по крайней мере.
— Да, будь жива мама, она бы тебе такое устроила за издевательства над родным внуком… — Чуть ли не мечтательно протянул Громов-младший. — А может и к лучшему, что она не дожила до этого дня, и не видит, в какую сволочь превратился ее любимый муж?
— Отлучу. — Закаменев лицом, сухо проговорил боярин.
— А давай. Хочешь, прямо сегодня отрекусь в пользу Лёшки? — Растянув губы в совершенно безумной улыбке, вдруг согласился Федор Георгиевич и, легко вздохнув, уселся в кресло напротив. Окинув взглядом мрачного отца, он как-то расслабился и заговорил совсем уж беззаботным тоном. — А что? Хороший наследничек у тебя будет, такой же садист. Как говорится, два сапога пара. Правда, за влияние на него, тебе придется побороться с близняшками. Они Лёшеньку прочно оседлали. Ну да ничего, тебе же не впервой родную кровь со свету сживать, справишься как-нибудь. А, батя?
— Ты не в себе, сын. — Медленно, цедя каждое слово, проговорил боярин.
— О как… А ты, значит, в себе был, когда дал добро на убийство внука?
— Да не собирался его никто убивать! — Не выдержав, вспылил старик. — На него вся система наблюдения в имении пашет двадцать четыре часа в сутки! И полная пятерка охранников впридачу присматривает. Если что, сразу пресекут. Да и Львович реанимацию все время наготове держит.
— Замечательно, просто замечательно… То есть, парень живет от комы до комы, в промежутках работая манекеном для отработки огненных техник. Ты родного внука «куклой» сделал… — Федор Громов ощерился и, подавшись вперед, фактически прошипел в лицо отцу. — Знаешь, на твоем месте, я бы больше всего боялся сдохнуть.
— Что-о? — Опешил старик.
— А то. Представь, что будет, когда ты встретишь т а м жену и сына с невесткой. Как? Сможешь им в глаза взглянуть? — Презрительно фыркнув, пояснил сын.
— Вон!!! — Взревев раненым бизоном, заорал хозяин кабинета и обшивка дивана, на котором он сидел, вдруг вспыхнула яркими язычками пламени.
— Отречение пришлю вечером… — Громов-младший поднялся с кресла и, не дожидаясь пока в него полетит что-то убойное, скрылся за дверью.
А боярин, бледный, со сжавшимися в тонкую полоску губами, еще несколько минут сверлил захлопнувшиеся створки тяжелым взглядом. Попытался встать с дивана, пошатнулся… Украшенная затейливой резьбой, трубка выпала из ослабевшей руки и, звонко ударившись о наборный паркет, покатилась, разбрасывая вокруг искры и пепел. Старик попытался поймать ее, но не успел. Ноги подкосились и боярин Громов, захрипев, рухнул на пол, хватая воздух перекосившимся ртом.